Год великих побед.
Тихая южная ночь. В кустах стрекочут цикады, поют сверчки, аромат трав разносится далеко во все стороны… В вышине ярко светят звезды, кажется, что они совсем рядом, что стоит протянуть руки и можно взять их. Высоко в небе висит тонкий серпик луны, озаряющий землю бледным светом…
Заалел восток – летние ночи очень короткие, и в лагере началась обычная утренняя суета. Разожгли костры, отовсюду стали раздаваться аппетитные ароматы – у местных изъяли много свежих продуктов, и теперь наконец-то можно поесть вволю…
Цесаревич тоже поднялся и уже пробовал пищу для своей роты. Увы, что-то большее, чем рота, ему пока не доверяли. Слишком неопытен, да и не надо лишний раз искушать наследника престола. Впрочем, цесаревич не расстраивался. Он и так чуть ли не коленях вымолил разрешение отправиться на войну, хорошо, что хоть роту дали, а то могли и просто приставить к фельдмаршалу, чтобы набирался ума. В другое время цесаревич с радостью бы побыл под началом столь прославленного воина, но не сейчас – старик из-за болезней остался в Киеве.
Надо сказать, что в начале похода он не раз пожалел о своем решении. Плохая, гнилая пища, затхлая вода, изнурительные марши по раскаленной степи… Да, он на лошади, не надо, как солдатам, стирать до мяса ноги, но и на лошади страдаешь от страшной жары и духоты… И голос ехидный звучит в голове – «Куда это тебя понесло? Сидел бы в Петербурге, там хорошо, там прохлада, там море воды. Там человеческая пища, там вино льется рекой, там женщины… Да и в Киеве тоже неплохо. И еда, и вино, и женщины – пусть немного попроще, но все одно лучше чем по степи плестись…»
А как было страшно в первом бою! Свист пуль, стрел, оскаленные лица врагов, жуткие крики, блеск сабель… Но было и иное. Чувство единения со всем войском, медленно перемалывающим орды противника, азарт, упоение погони, радость, очарование победы! Ради такого можно и потерпеть на марше!
Правда, потом он получил письмо императрицы. В нем были одни упреки за неосторожное поведение в бою, за излишнюю смелость. Вдобавок к письму была инструкция Румянцеву – держать цесаревича при себе, в бой не пускать. Что она, женщина, понимает в войне и ранах? Подумаешь, царапина на плече! Разве храбрость бывает излишней?
Письмо короля было совсем другое. Да, Фридрих тоже ругал его за неосторожность, но не только. Там еще было несколько строк, в которых величайший полководец Европы хвалил его за доблесть, просил поподробнее описать бой и давал советы! Да ради такого можно… можно на крепостной вал первым зайти, как князь Долгорукий! Жаль, что крепостей пока не предвидится. Сейчас поедим и опять начнем марш. Скорей бы крепость какая или войско турецкое…
Вдруг раздался выстрел из пушки. Еще и еще – загрохотали все пушки в лагере. Что, неприятель? Как они могли напасть врасплох?! Что за крики, выстрелы по всему лагерю? Не успел цесаревич скомандовать что-либо, как увидел бегущего адъютанта командующего.
- Что случилось?!
- Виктория! – закричал адъютант – Виктория!
- Где, как? Долгорукий?
- Король взял Мец!
- Ураа!!! – закричал цесаревич, расцеловал адъютанта и, выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил в небо – Ура!!! Виктория! Гришка, Федька! – обратился он к своим пажам и лучшим друзьям – тащите вино, что вчера достали! Всю бочку! Быстро!
Потемкин и Орлов тут же побежали к возам, где среди соломы спрятали отобранную у крестьян бочку.
- Виктория! - подхватила вслед за цесаревичем рота, как только увидела бочку - Ура!!!
***
В Петербурге было хорошо. Установилась теплая, но не жаркая погода, иногда шли дожди, но обычно было сухо. Императрица любила в такие дни бродить по парку, среди высоких деревьев, роскошных клумб…
«Надо будет в том углу разбить еще пару» - подумала императрица и вздохнула – «Но для этого надо заплатить садовнику, а денег мало, и их стоит поберечь – кто знает, сколько еще потребуется на войну и на триумф победителей? Сколько не рассчитывай, все равно война съест больше денег, чем планируешь.
Конечно, плата садовнику невелика, но большие расходы складываются из множества маленьких. До зимы крупных поступлений в казну не будет, а потому следует экономить.
Экономить… всю жизнь экономим. Страна слишком бедная, чтобы мы могли сорить деньгами – часто шить новые платья, строить роскошные дворцы, разбивать парки, осыпать золотом фаворитов и фавориток, менять их, словно перчатки… Это под силу лишь Людовику, Россия же не может позволить себе излишнюю роскошь. Франции, в принципе, такие траты тоже не по карману – она год от года нищает, армия её все слабеет, что и показала эта война…
Хорошо, что скоро мир. Людовик уже сдался, осталось убедить султана, что война им проиграна. Это значит, придется Румянцеву давать новое сражение… Хоть бы все обошлось!
Ну зачем она разрешила ему последовать в армию? Почему не отговорила? Прислали письмо, сообщили, что легко ранен. Надеюсь, теперь Румянцев его не будет никуда от себя отпускать… Фридрих, вместо того, чтобы его написать что-то дельное, только разжигает в мальчишке страсть к воинским подвигам! Наступит мир – больше никуда не отпущу. Женить его, что ли? Будет кому помогать удерживать мальчика дома…
Хотя разве она сумела в свое время удержать супруга дома? Мужчины всегда рвутся воевать. Таково свойство людей. Господь не даром разделил нас на два пола. Одним пристало сидеть дома, рожать детей, хлопотать по хозяйству – даже если это хозяйство целая страна, а другим сражаться, проливать свою кровь, защищая свой дом и своих женщин… Скорей бы закончилась эта проклятая война! В Петербурге так страшно и одиноко…»
Мысли императрицы унеслись на двадцать с лишним лет назад, в одну холодную ноябрьскую ночь. Ночь переворота. Как было страшно тогда, казалось, что все пропало, что конец, что впереди лишь монастырь или плаха… Как её арестовали, как она бродила по комнате, предназначенной под камеру, в ожидании своей судьбы… Непристойные шутки, грубый смех гвардейцев, пронизывающий холод, и самое главное, неведение. Она пока жива, а остальные? Что с ними, живы ли? Или от них уже избавились? Никогда ни до этого, ни после, императрица так искренне не молилась Богу. Она упрашивала Господа сохранить две дорогие ей жизни, пусть даже потребуется забрать её…
И тут пришел он, с обнаженной шпагой в руке, с верными ей гвардейцами за спиной… Как тогда был грозен и страшен любимый, когда раскидывал в стороны мятежников, когда шел во главе верных ей частей на штурм дворца и казарм…
Сын пошел в него, тоже рвется в гущу сражения… Хоть бы они оба вернулись домой! Как там они, что с ними?
Императрица вышла из парка, села в карету и достала из шкатулки дорогие ей письма. Жаль, что они так мало ей пишут… Да, она все понимает – дела, война, порой некогда лишний раз присесть, но все равно, хотелось бы, чтобы писали чуточку чаще…
Императрица развернула чуть желтоватую бумагу, испещренную скупыми строчками Фридриха и начала в очередной раз перечитывать письмо.
«Милая Анна!
Жду с нетерпением того дня, как смогу увидеть вас…»
***
Шел 1763 год, двадцать третий год правления Анны II, год великих побед. Армия Фридриха Великого взяла Мец, и Франции ничего не оставалось, как пойти на мир. Румянцев вскоре разбил в Молдавии турок и Порта тоже пошла на переговоры. Восьмилетняя война завершилась…
20 августа 2009 г. - 27 августа 2009г.
Кратово - Раменское.
