Зима
Артемий не мог сказать как долго длилось его унижение.. Холод заставил очнуться, кто то подошел. Пинок неизвестного казалось отбил ему все внутренности. Боль обжигала все тело, она еще больше усиливалась от рывком копья на котором его привязав несли. Все лицо представляло один большой кусок  кровавого льда, однако он не потерял способности слышать. Вокруг ходили подминая хрустящий снег люди,  было слышно как они останавливаются на одном месте то идут дальше, при этом все меньше раздавалось вокруг стонов раненых.  Его пару раз макнули лицом в снег, тая он вбирал в себя кровь и падал, создавая слегка видимый за собой след. Куда его тащат? Какая разница, на что может рассчитывать побежденный воин? Он застонал от бессильной ярости, какой разгром! Как мы могли им поверить… легковерный Тетулий, или здесь что то большее? Колонна разгромлена наголову, весь четырнадцатый легион и пять вспомогательных когорт, прижали как стадо на узкой дороге и погнали.  Жуткая давка, резня до позднего вечера, оббесилившие люди  падающие под ноги собственным товарищам в пропитанный кровью утоптанный снег… Как его оглушили он не помнил,  видимо потом завалило телами его собственных солдат, они в последний раз спасли ему жизнь…
Тишина подсказало что они уже у цели пути.  Те кто его несли остановились и заговорили с кем то, он не понимал их чудовищного галльского. Он слышал только пьяный хохот и человек от которого разило несло недобродившим пивом, поднес пламя факела почти к самому лицу. Затрещали опаленные волосы, а тело изогнулось стремясь уйти от огня. Издевательский смех, плюнули в лицо,. Передний носильщик опустил свой конец копья и тело Артемия сползло  вниз, упершись лицом в рыхлый снег,  забив уши и рот пахнущим мочой холодной кашей. Вспышка и темнота…
Очнулся упершись лицом в мерзлую корку из сена,  грязи и навоза, в живот впилась какая то цепь, но нет сил перевернуться. Он не чувствовал ног, от мороза все тело задервенело, лишь лицо согревал воздух судорожно выходивший из хрипящего горла. Становилось все светлее, он находился в большом загоне, вдоль плетня ограды стояли большие лохани, где раньше видимо толкались свиньи. Стояла чуткая предрассветная тишина, от редких едва тлеющих костров поднимались едва заметные дымки, вокруг костров спали в разных позах люди. Главное было не этом, в середине загона у врытого большого столба сидели люди. Один из них на четвереньках приблизился и помог сесть.
-Кто ты7 – наконец к нему обратились на родном языке.
-Центурион Артемий . А ты кто?
-Я Плебо, шестая когорта, центурион Вокула.
-Солдат помог ему развязать веревки, впившиеся в тело, растер руки.
-Сколько нас здесь, командиры есть?
-С вами восемь, один наверное есть.
-Почему?
-Он с нами не разговаривает.
Поднимаясь на ноги Артемий все силы сосредоточил на том чтобы не упасть. Идя вслед  за солдатом, он с удивлением отметил ширину его плеч. Он не отказался бы иметь такого у себя под началом, впрочем быть ли емутеперь когда-нибудь командиром. Офицера  среди пленных он выделил еще на подходе, невысокий блондин со сломанным носом сидел чуть в стороне на перевернутой лохани. Солдаты и не думали пошевелиться при его приближении. Плебо склонился над стонущим раненым, Артемий прошел к офицеру.
-Центурион Артемий, третья вспомогательная – назвался он, возможно излишне громко
Блондин неохотно глянул вверх:
-Разве это сейчас имеет значение, садись.
Тут Артемий увидел на шее человека металлическую цепочку и на какое то время перестал замечать окружающее пространство:
–Ты, ты трибун!
-Да, забыл выбросить, - тот покосил на медальон, нехотя кивнул и ухватив за полу заставил сесть – я трибун Луций, но что с того…
-Артемий еще не успел осознать сказанное как почувствовал на плече руку, это был Плебо.
-У одного из наших сильное кровотечение. Нужна рубашка что бы его перевязать.
Артемий сбросил руку с плеча:
-Ты что, хочешь что бы я остался в одной куртке!?
-Оставь центуриона солдат – сказал Трибун и неловко стянул себя одежду – ему рубашка может еще пригодиться…
-Трибун Луций, - когда они остались одни заявил центурион - вы позорите свое звание…
Ответом ему был скрипучий смех. Артемий мог присягнуть что трибуну от души смешно.
-Центурион, как могло так получиться что мы проиграли битву имея столь безупречных и отважных офицеров?
-Как это получилось?- прошипел Артемий сквозь зубы и встав с корыта – это случилось потому что наше трусливое  и бездеятельное командование позволило обвести себя вокруг пальца поверив в гнусную ложь так называемых «союзников», этого предателя Амбиорикса. Вместо того чтобы остаться в хорошо укрепленном лагере, мы двинулись неизвестно куда и были завлечены во вражескую засаду, а командиры не сделали ничего что бы организовать оборону и составить укрепление из обозных повозок и собрать лагерь…
Блондин с интересом поглядел на Артемия:
-Я слышал о вас, вы отличились в двенадцатом легионе…
-Да, именно зато памятное сражение, я получил тогу центуриона, когда внезапно обрушившиеся в большом числе галлы застали нас врасплох при строительстве лагеря, манипулы расстроились и мешали друг другу сражаться, в четвертой когорте были убиты все офицеры, потеряно знамя, сам консул взял щит простого солдата и увлек нас в атаку!... Трусы! Предатели! Растерялись, дали зарезать себя как безвольное стадо, Тетулий Сабин жалкая душонка стал просить у грязных варваров гарантий своей безопасности, когда лучшие умирали! Аврункулей вместо того что умереть на щитах предпочел зарезаться сам и я, я спрашиваю вас, почему вы не покончили с собой?! 
Артемий устал, от него шел пар, стало нечем дышать. Он сел прямо на холодную землю и прислонился к лохани. Трибун молчал, в его глазах заиграла усмешка. От солдат, которые в это время прислушались к речи Артемия, подполз Плебо:
-Как думаете центурион для чего нас тут держат?
Центурион сидел закрыв глаза и не отвечал, он просто не знал. За него это сделал трибун:
-Это зависит от того сколько пало в сражении зарейнских союзников Амбиорикса, германцев.
-Почему? – оглядев  застывших в безмолвном вопросе собеседников, продолжил он. - Если мало нам отрубят уши, руки или может просто  пальцы, затем отрубят головы и снимут кожу. Возможно перед этим какой-нибудь галльский воин пожелает убить  тебя в поединке - заметив как оживились Артемий и Плебо, трибун еще раз усмехнулся – затем еще один, если вам повезет, и еще. Если же германцев погибло в бою много, то нас просто кинут в погребальный костер…
Первые лучи скупого зимнего солнца коснулись вершин елей, немного потеплело, но осталось от этого не менее сыро. Лагерь просыпался, вокруг стали ходить в разных направлениях люди, одни приводили себя в порядок, расчесывая длинные волосы, другие что то обсуждали,, где то уже слышался стук палок о щиты.  Их загон быстро разобрали на пищу для разжигаемых заново костров, и они оказались практически на открытом месте. Все чаще проходящие мимо воины останавливались около пленников, обсуждая что то в них со своим товарищами, некоторые презрительно смеялись, выкрикивали оскорбления.  Умершего от ран легионера утащили куда то за ноги, толпа вокруг густела. Артемий понял что это развязка, он думал как должен умереть настоящий римлянин не показав страха и не унизив достоинства. На его удивление солдаты тоже держались достойно, а ведь это всего лишь вчерашние новобранцы, взятые меньше года назад.
Двое галлов принесли откуда то и начали вбивать в землю колья, когда в задних рядах вдруг обозначилось какое то движение, толпа встревожено загудела, со всех сторон  торопились еще люди. Группа из семи – восьми воинов выступила вперед, все как один в шкурах и кожаных штанах, все вооружены. Толпа молча расступалась между ними…
-Германцы,  – негромко, будто сам себе сказал блондин.
Один из них, видимо старший, что то сказал ближайшему галлу, облаченному в явно дорогой плащ. Тот, промолчав пару  секунд, отошел в сторону. Германцы приблизились к столбу и двое достали кинжалы, когда с задних галльских рядов выступил высокий и достаточно молодой галл, он встал в  величественную позу  и посмотрел на пришедших. Толпа возбужденно загудела, отдельные воинственные кличи слились в общий ритм, люди начали расступаться образуя большой круг, даже столб с пленными оказался с его краю. Воин – германец смотрел в это время на галла, с каким то задумчивым взглядом, как будто сквозь него, наконец он принял какое то решение и снял с себя перевязь с римским,  видимо добытым, мечом. Галл был красив и статен, длинные светлые волосы забраны сзади в пучок, мускулы рельефно выделялись на его теле, он обнажился несмотря на холод, стоящий несколько позади оруженосец подал ему дротик. Воздев его к небу он закричал, было видно как часто и с силой задышал он носом, все его  тело и мышцы начали  дрожать и выгибаться. Было видно, что почти все его тело покрыто татуировками и шрамами, одна рука выделялась следами ожогов, однако не одного свежего не было, видимо воин – фени опоздал на битву,  понятно почему он вызвался на поединок.
В отличии от галла германец не стал стягивать с себя волчью шкуру в которую был облачен, густые черные волосы и борода не давали возможности присмотреться к его лицу. Было видно что у него сильно повреждено запястье левой руки, как будто изгрызано диким животным. Он отдал товарищу свой щит и оставшись с одним копьем, пошел на встречу галлу. С шумом выдохнув, тот метнул дротик, бывший начеку волкоголовый уклонился, толпа раздалась и дротик не встречая сопротивления, улетел в кусты. Пара стремительных колющих ударов, галл отбивает свои маленьким щитом с шипом в центре. Толпа дико закричала когда воин- феан, сделал казалось невозможное он схватился за навершие копья. Не дав себя увлеч, германец  бросил его и подхватив брошенную ему палицу, снова двинулся на галла, которому помошник подал меч, с руки у него текла кровь, но он не замечал этого, будучи уже в экстазе и оставил легкий щит. Увернувшись от первого удара дубины, он не ушел от второго, обрушившегося на  щит, третий удар разворотил упавшему ребра.
Стало тихо. Кровь толчками выходила из горла умирающего. Постояв, германец тяжело обернулся, оглядел круг и пошел к своим товарищам все это время простоявшим около пленников.  Артемий не боялся, ему было даже в чем то хорошо, он был примерным сыном и достойно прожил свои немногие годы, глядя на этого медленно приближающегося  человека он был уверен что умрет также достойно, не став потехой живодеров. За боем наблюдал и еще один зритель, старый и крупный ворон прилетел сюда еще вчера, неделя обещала быть сытной, теперь получив столь неожиданную добавку  он удовлетворенно гаркнул, и тяжело поднялся с дерева. В настороженной тишине раздался хриплый скрежет птицы,  Артемий заметил как воин вздрогнул, с его бороды спали капли чужой налипшей крови. Германец смотрел на каждого по отдельности, наконец и их глаза встретились…
Кто-то подошел сбоку и кинул у ног центуриона короткий гладий.
-Уходи, - сказал кто-то из германцев на довольно неплохой латыни, Артемий от неожиданности сморгнул, его глаза опустились на мечь, - Иди,  -  помог, выдохнув трибун.
Римлянин взял меч и медленно встал, все это время одетый в шкуру волка продолжал смотреть ему в глаза. Пальцы впились меч и побелели от напряжения, наконец он с усилием повернулся и пошел, люди расступались перед ним. Он их не видел, тяжело, проваливаясь в сугробы по пояс  шел в лес и деревья обступили его…

Зима, год спустя
Центурион кутался в тяжелый подбитый мехом плащ центуриона, дарованный ему за осаду Ценаба легатом, он в числе первых поднялся на его вал. Зима в Арденнских лесах была в самом разгаре,  кое-где деревья не выдерживали и на весь лес раздавались сухие звонкие щелчки лопающейся древесины. Консул, с упорством гончей продолжал охоту за Амбиориксом, тот же продолжал оставаться неуловим. К нему подошел один из ремов-разведчиков.
-Господин, тут рядом одинокая хижина, туда ведут следы…
Когда они приблизились к заброшенному хутору небо по прежнему оставалось хмурым, снег валил небольшими зарядами. Было видно что некоторое время назад здесь прошла группа людей, они пришли отдохнули здесь какое то время и продолжили путь дальше. Однако кто-то остался, об этом говорили капли крови и обрывки тряпья у в хода в строение. Два воина зашли внутрь и махнули рукой остальным. Беглецы оставили в сарае раненых, большинство из них уже оледенело. Галлы стали заходить в сарай один за другим, и не дожидаясь слов вошедшего последним Артемия, начали деловито резать раненых, попутно осматривая на предмет ценного. Артемий не мешал им, он медленно стараясь не наступить на тела прошел вглубь сарая, и столкнулся с взглядом человека с широкой раной в животе, по видимому от копья. Он узнал его, губы на сведенном предсмертной мукой лице, изогнулись в усмешке, Артемию показалось что и эту улыбку он где-то видел…
-Оставьте здесь все, - следопыты удивленно повернули лица к центуриону, -  Поджечь…
Стены были высушены временем и, несмотря на холод, занялись от тряпья и соломы достаточно быстро. Дыма внутри почти не было, почти весь он мимолетно уходил через большие дыры в крыше. Снег прекратился, сквозь разрывы облаков выглянуло солнце.  Воин наверно во второй раз в жизни улыбнулся, в последний раз он оглядел своих братьев. Он был счастлив…

Спустя 300 лет

Невзрачная пичуга, сидящая в кроне молодого орешника самозабвенно чирикала и трещала о чем то своем, очень наверное, по птичьему мнению важном, уже довольно долго. Так, что Финмир уже застоялся на одном месте.  Оглянувшись по сторонам в поисках более удобного расположения и не найдя ничего лучшего рядом с собой, просто облокотился на дерево рядом с которым стоял . Он не куда не торопился, можно было бы сказать что он просто сбежал от работы, которой всегда хватало на их довольно большом хуторе рода Дамбиргов. Ему хотелось побыть одному, только кончился сев, скоро наступит пора свадеб, и в щебете птички, задумавшийся юноша начал слышать ласковый голос Херики: Фини, Фини…
Внезапно песня прекратилась, птица насторожено повела головой, моргнула бусинками глаз, и еле уловимо взгляду вспорхнула с места. Финмир встал и прислушался к лесу. Зимой опять начали шалить «свирепые», на дорогах и так было опасно, а тут они еще сожгли хутор Старого Корта. Их большой стан, почти семь дюжин, был у Крапивного ручья, они приходили и под наши стены, Финмир помнил как в сильную вьюгу несколько франков постучались к ним на постой, дед долго думал, и наконец все таки решился пустить их к очагу. В ту ночь мужчины рода не спали, наутро франки ушли, а на опушке появились сложенные в ряд десять голов, среди них Финмир узнал и голову Химриса-Счастливчика, они дрались на Уртском торгу каждым летом…
По лесу бежал человек, видимо в возрасте, он тяжело ступал  и ломал стебли травы. Его дыхание, всхлипы и сопение казалось слышала последняя мышка, что сидела в норке у ног молодого охотника. Такое чувство будто этот человек вообще был в первый раз в лесу, такое просто не укладывалось в голове Финмира, в нем проснулось любопытство.
Бегущий видимо двигался без всякой цели, выписывал всякие замысловатые петли и восьмерки. Приближаясь Финмир подумал что пожалуй преследователи, если бы они были, могли бы и растеряться и потерять след во всем этом разнообразии петель и восьмерок. Юноша не стал пугать незнакомца неожиданным появлением, он нарочито громко подходил задевая все что можно, внезапность могла сослужить дурную службу. Отец учил, доведенный до крайности напуганный человек, способен на любой неожиданный поступок. Оказалось что предосторожности излишни, то стоял на четвереньках в густой траве, был невысок и довольно упитан, простая линялая накидка, ну точно городской. Он тяжело дыша повернул голову и уставился на сапоги охотника, затем неуклюже почти по собачьи попытался уползти в кусты. Куст не пускал и поборовшись с ним пару мгновений, он видимо смирился со всем происходящим и просто завалился набок.
Молодой охотник продолжал  стоять не сдвинувшись с места, он не знал что делать дальше, ну посмотрел и что? Мелькнула и пропала мысль уйти. Он подошел к лежачему, дернул его за полу, увлекая за собой, беглый бестолково трепыхался не стремясь никуда двигаться. Финмир, не оборачиваясь, пошел обратно по следам прибежавшего чужого. Сзади раздалось сопение, тот с трудом встал и пошатываясь пошел за ним.
-Не ходи…Стой… Не надо… - точно городской, и даже не местный, по говору понял Финмир.
Шли не очень долго. Сразу два тела, первый лежал вытянувшись под большой сосной, вся задняя часть черепа у него отсутствовала, сухие опавшие иголки, смешались со слизью. С росшего рядом большого хвоща свисали кусочки плоти. Второй лежал неподалеку в шагах десяти, на небольшой открытой прогалине, в боку у него торчала стрела.
Хорошая стрела всегда может пригодиться, подумал Финмир и вытащил нож. К его удивлению человек был еще жив. Вздохнул и начал вынимать ее осторожнее, костяная, ясно почему оставили. Приплелся и с шумом уселся рядом новый знакомый.
-Франки, - не спрашивая ответа сказал Финмир, осматривая раненого
-Мы шли в Бургинаций, одиннадцать братьев во Христе…
-Как тебя зовут? – Финмир прервал его, тщательно как казалось ему выговаривая слова
-Я? Фома из Колонии…- сказал послушник и замолчал, он более или менее пришел уже в себя, зачем я распинаюсь перед этим без сомнения язычником, подумал он.
-Веруешь ли в господа нашего? Распятия не вижу на тебе…
-Я еще не женат, - послушник опешил и замолчал, ох уж эти язычники…
Тем временем Финмир как умел, обработал и перевязал раненого, этому он учился когда то на себе, в свое положенное мальчишеское время, кровь его не пугала. Этой зимой отец не взял его в налет на скальпами «бродяг», но он вдоволь насмотрелся на принесенные головы франков, ровно десять.
Раненого положили в плащ, городского Финмир заставил идти впереди. Тот все время сбивался, громко охал на всю округу, пришлось сделать большую остановку у небольшого ручья. Финмир снова осмотрел рану, промыл чистой водой, подложил папоротник. Думал как  напоить бессознательного, тот застонал сам.
-Длинноволосый… Быстрее, надо предупредить… Торнакум, - такого латинского Финмир никогда не слышал, но он понял что говорит христианин.
Затем они шли еще час. Фома снова начал уставать, оно к лучшему. Впереди была широкая тропа и урочище «Семеро смелых было удобным местом для стоянки. Дед рассказывал что там когда то уже дано, лет 20 назад, зажали вышедших из-за Реки «отважных», целая ала стояла здесь две недели, «бешенные» отчаянно сопротивлялись. Оставив Фому и Раненого, Финмир неслышно скользнул вперед.
Чутье не обмануло его, отчетливо пахло дымом. Подойдя еще ближе он услышал крики и звон, снял со спины лук, жаль стрелы только охотничьи…
Ему повезло, качнулся в сторону, с тихим шелестом едва касаясь плеча, мимо пролетела франциска, пустил навскидку стрелу и метнулся за ствол дерева. Оказалось лишним, в кустах кто то вскрикнул, еще один побежал в сторону. Попробовал успокоить дыхание, долго выцеливал и все равно не попал, стрела прошла у ноги бегущего. Однако тот не ушел далеко, выскочивший откуда то сбоку всадник, развалил ему голову.
Финмир вел дружинников туда где оставил христиан. Всадников было девять, кони хорошие, не наши, а вот одеты кое- как, впрочем, с оружием у них было в порядке. Себе он взял ставший  счастливым для него метательный топорик, остальное побоялся, воины отнеслись с пониманием. Идя рядом с ними, он никак не мог отвести взгляда от их мечей, сам он еще не заслужил. Предводитель, мощный человек уже почти старик, не утративший однако судя по виду еще сил, в богатом римском плаще командира, видя метания юноши, прятал усмешку в седой бороде. Фома сидел у изголовья раненого и по видимому молился, увидя показавшихся людей он встал навстречу.
Старший назвавшийся Данквартом остался последним:
-Финмир из Дамбиргов, я слышал о вас, ваш род славен своими мужами, ты достоин своих предков. В Альфене собираются многие храбрые.
-Спасибо вождь, я подумаю, - Финмир шел домой